Наука
Регистрация
Advertisement
Wikitext-ru
Эту статью следует викифицировать.
Пожалуйста, оформите её согласно правилам оформления статей.

Ри́мская импе́рия (лат. Imperium Romanum) — c 30/27 до н. э. по 491 г., oдин из важнейших периодов истории Древнего Рима, когда он достиг наибольшего процветания в большинстве сфер.

Файл:Roman Empire.png

Римская империя в 133 до н. э., 44 до н. э., 14 и 117 гг..

Roman Republic Empire map

Римская империя. Expansion des Röm

Введение[]

Roman Empire Map

Римская империя

Хотя официально все правители этого времени титуловались императорами (imperatores), в истории принято делить имперский период на принципат и доминат, когда ряд императоров потребовали также титула dominus — «господин». Империя раскололась на Западную Римскую и Восточную Римскую, последняя из которых вскоре превратилaсь в самостоятельное государство — Византию. Падение Западной Римской империи 4 сентября 476 г. можно считать концом собственно Римской империи.

Главное содержание этого периода составляет процесс всестороннего объединения античного мира. Оно совершалось уже Римской республикой, но было тогда материальным, заключалось в факте завоевания и подчинения; теперь этот процесс одухотворяется и усложняется (дифференцируется). Он проявляется:

  1. в уподоблении (ассимиляции) завоевателей и покорённых, римского и провинциального элементов;
  2. в изменении самой объединяющей власти;
  3. в объединении частей с целым посредством впервые созданной для этой цели государственной администрации;
  4. в объединении юридических правовых идеалов и
  5. в объединении нравственных идеалов.

Этот процесс объединения, плодотворный и прогрессивный, достигает своего полного развития к концу II в. Но он имеет и обратную сторону: он сопровождается понижением культурного уровня и исчезновением свободы, что проявляется в III в. Между тем совершается религиозное объединение античного мира на почве христианства, торжество которого над язычеством наполняет IV в.

Последствия этого торжества неблагоприятны для колыбели и столицы Римской империи. В начале V в. происходит взятие Рима варварами, которые затем отовсюду вторгаются в римские провинции и уничтожают римскую государственную власть.

В новом дуализме на римской почве зарождается новый исторический период. Успех социального объединения и ассимиляции разнородных национальных элементов провинций особенно наглядно проявляется в истории самих императоров, личная судьба и характер которых становится самым видным фактором в истории империи.

В длинной веренице и иногда быстром чередовании императоров проявляется слабая сторона принципата, созданного Августом и основанного на комбинации республиканской магистратуры с военной монархией. Магистратура может быть основана на избрании или на назначении; монархия требует наследственности. В истории принципата мы видим действие обоих принципов вперемежку, нередко в ущерб друг другу, иногда в оригинальной комбинации, на основании чисто римского института усыновления: император усыновляет своего преемника. Правильное проявление обоих принципов прерывается произвольным вторжением той вооружённой силы, которая должна была служить охраной империи и императорской власти.

Принципат[]

Правление Августа (31 г. до н. э. — 14 г. н. э.)[]

Второй триумвират был не частной сделкой, как первый, а государственным учреждением, облеченным обширными полномочиями: по постановлению народного собрания на триумвиров было возложено устроение государства — triumviri reipublicae constituendae causa. По устранении обоих товарищей, вся учредительная власть сосредоточилась в руках одного Октавиана; но он воспользовался этой чрезвычайной властью лишь для того, чтобы вознаградить и пристроить своих солдат, а затем сложил ее с себя и удовольствовался званием imperator perpetuns, то есть положением главнокомандующего в провинциях. На следующий же год он сделался цензором вместе с Агриппой и получил звание princeps senatus. Определив таким образом свое отношение к сенату, Октавиан сложил с себя и звание пожизненного главнокомандующего и лишь по настоянию сената принял вновь эту власть, сроком на 10 лет, по прошествии которых она была продолжена на такой же срок. С проконсульской властью он постепенно соединил власть прочих республиканских магистратур — трибунскую власть (с 23 г. по Р. Хр.), власть цензора (praefectura morum) и главного понтифекса. Его власть имела, таким образом, двойственный характер: она слагалась из республиканской магистратуры по отношению к римлянам и военного империума по отношению к провинциям. Октавиан был в одном лице, так сказать, президентом сената и императором. Оба эти элемента сливались в почетном титуле Августа — «почитаемого», — который ему был поднесен в 27 г. сенатом. В этом титуле заключается религиозный оттенок. Впрочем, и в этом отношении Август проявлял большую умеренность. Он дозволил назвать шестой месяц его именем, но не хотел допустить в Риме своего обожествления, довольствуясь лишь обозначением divi filius (сын божественного Юлия). Только вне Рима он разрешал строить в честь его храмы, и то лишь в соединении с Римом (Roma et Augustus), и учреждать особую жреческую коллегию — Augustales. Власть Августа еще так существенно отличается от власти последующих императоров, что обозначается в истории особым термином — принципат. Характер принципата, как двоевластия, выступает особенно ясно при рассмотрении отношений Августа к сенату. У Цезаря проявлялось по отношению к сенату покровительственное высокомерие и некоторое пренебрежение. Август не только восстановил сенат и помог многим отдельным сенаторам вести образ жизни, соответствующий их высокому положению — он прямо разделил с сенатом власть. Все провинции были разделены на сенатские и императорские. В первый разряд попали все окончательно замиренные области; их правители, в звании проконсулов, по прежнему назначались по жребию в сенате и оставались под его контролем, но обладали лишь гражданской властью и не имели в своем распоряжении войск. Провинции, в которых стояли войска и где могла происходить война, были оставлены под непосредственной властью Августа и назначаемых им легатов, в звании пропреторов. Сообразно с этим была разделена и финансовая администрация империи: aerarium (казначейство) остался по прежнему в ведении сената, но на ряду с ним возникла императорская казна (fiscus), куда шли доходы с императорских провинций. Проще было отношение Августа к народному собранию. Комиции формально существуют и при Августе, но их избирательная власть переходит к императору, юридически — на половину, фактически — целиком; их судебная власть отходит к судебным учреждениям или к императору, как представителю трибуната, а их законодательная деятельность — к сенату. До какой степени комиции утрачивают свое значение при Августе, видно из того, что они незаметно исчезли при его преемнике, оставив след лишь в теории народного верховенства, как основы императорской власти — теории, пережившей империю и перешедшей, вместе с Р. правом, к средним векам. Внутренняя политика Августа носит на себе консервативно-национальный характер. Цезарь широко раскрыл провинциалам доступ в Рим; Август заботился о том, чтобы принимать в Р. гражданство и в сенат лишь вполне доброкачественные элементы. Для Цезаря, а в особенности для Антония, предоставление права гражданства бывало источником дохода; Август, по его собственным словам, скорее был готов допустить, чтобы «казна потерпела ущерб, нежели понизить честь Р. гражданства»; согласно с этим он у многих даже отнял дарованное им раньше право Р. гражданства. Эта политика вызвала новые законодательные меры по отпущению на волю рабов, которое прежде было предоставлено вполне усмотрению господина. «Полная свобода» (magna et justa libertas), с которой по прежнему было связано право Р. гражданства, могла быть дарована, по закону Августа, лишь при известных условиях и под контролем особой комиссии из сенаторов и всадников; при несоблюдении этих условий освобождение давало лишь латинское право гражданства, а рабы, подвергавшиеся позорящим наказаниям, попадали лишь в разряд провинциальных подданных. Август позаботился о том, чтобы привести в известность число Р. граждан, и возобновил почти уже вышедший из употребления ценз; в 726 г. граждан, способных носить оружие, оказалось 4064000, а 19 лет спустя — 4163000. Август сохранил укоренившийся обычай содержать обедневших граждан на государ. счет и выводить граждан в колонии; но предметом особенных его забот был сам Рим — его благоустройство и украшение . Он хотел возродить также и духовную силу Р. народа, его древнее благочестие, крепкий семейный быт и простоту нравов. Он реставрировал пришедшие в ветхость Р. храмы и издавал законы, с целью положить предел распущенности нравов, поощрять браки и воспитание детей (Leges Juliae и Papia Poppeae, 9 г. по Р. Хр.); особые податные привилегии даны были тем, кто имел трех сыновей (jus trium liberorum). Памятуя слова Горация, что законы немощны, когда не получают силы от нравов, Август сам хотел быть образцом древнеримской доблести. Властитель мира жил в скромном доме на Палатине, который лишь впоследствии стал холмом дворцов; его образ жизни и привычка соответствовали древне-республиканскому идеалу; он, напр., не носил иной одежды, кроме той, которая была соткана «хозяйкой дома»; императрицей Ливией. Этот римский патриот не забывал, однако, что он был властелином мира. В судьбе провинций происходит при нем крутой поворот: из поместий Р. народа они становятся частями государственного тела (membra partesque imperii). Проконсулам, которые прежде посылались в провинцию для кормления, назначается теперь определенное жалованье и срок их пребывания в провинции удлиняется. Прежде провинции были только предметом поборов в пользу Рима; теперь, наоборот, из Рима им оказывается пособие, Август отстраивает провинциальные города, уплачивает их долги, приходит к ним на помощь во время бедствий. Государственная администрация находится еще в зачатке; император имеет мало средств знать положение провинций и потому считает нужным лично знакомиться с положением дела. Август посетил все провинции, кроме Африки и Сардинии, и многие годы провел в их объезде. Он устроил почтовое сообщение для нужд администрации; в центре империи, на форуме, была поставлена колонна, от которой считались расстояния по многочисленным дорогам, шедшим из Рима к окраинам. Республика не знала постоянного войска; солдаты присягали полководцу, призвавшему их под знамена на год, а поздние — «до окончания похода». С Августа власть главнокомандующего становится пожизненной, войско — постоянным. Служба в войске определяется в 20 лет, после чего «ветеран» получает право на почетный отпуск и на обеспечение деньгами или землей. Войско, не нужное внутри государства, располагается вдоль границ; в Риме стоит отборный отряд в 6000 чел., набранный из Р. граждан (преторианцы), 3000 преторианцев расположены в Италии; остальные войска расставлены по границам. Из образовавшихся во время междоусобий в огромном числе легионов Август сохранил 25 (3 погибли при поражении Вара). Из них в верхней и нижней Германии (области по левому берегу Рейна) стояли 8 легионов, в придунайских областях 6, в Сирии 4, в Египте и в Африке по 2 и в Испании 3; в каждом легионе числилось 5000 чел. Военная диктатура, не укладываясь более в рамки республиканских учреждений и не ограничиваясь провинциями, водворяется в P.; перед ней сенат утрачивает свое правительствующее значение и совсем исчезает народное собрание. Место комиций занимают легионы; они служат орудием власти, но они же всегда готовы быть и источником власти для того, кому благоприятствуют.

Войны Августа[]

Наследник Цезаря, Август, взял на себя задачу сделать в Германии то, что было сделано в Галлии его дядею — покорением воинственных и подвижных племен обеспечить Риму крепкую границу и безопасность с севера. С двух сторон — с запада, по направлению к Эльбе, и с юга, по направлению к Дунаю — пасынки императора, Друз и Тиберий, вели Р. легионы в сердце Германии. Но план удался только на половину; поражение Вара (9 г. по Р. Хр.) в Тевтобургском лесу заставило империю отказаться от мысли о распространении Р. владычества до Эльбы и ограничиться Рейном. На юге, где германцы еще не поселились массами, удалось довести границу до Дуная и организовать новые провинции: Рецию, с Винделицией, и Норикум. Более ожесточенное было сопротивление, которое римляне встретили далее на восток — в Паннонии, где воевал уже Август, и в Далмации, куда римляне проникали из Иллиpии; но решительный успех Тиберия в далматинско-паннонской войне (9 до Р. Хр.) обеспечил за Римом границу Дуная от его истока до устья и организацию трех новых провинций — Паннонии, Иллирии и Мезии (Сербия и Болгария), еще ранее покоренной проконсулом Македонии. Август замкнул третий концентрический круг римского владычества и на юге. Египет, теснимый Сирией, держался Р. политики и этим избег покорения, а потом сохранял независимость благодаря своей царице Клеопатре, сумевшей очаровать Цезаря и Антония. Постаревшей царице не удалось достигнуть того же по отношению к хладнокровному Августу, и Египет стал Р. провинцией. Точно также и в западной части Африки Р. владычество окончательно утвердилось при Августе, который покорил Мавретанию (Марокко) и отдал ее нумидийскому царю Юбе, Нумидию же (Алжир) и Триполис присоединил к Р. провинции Африки. Римские пикеты охраняли от кочевников пустыни занятые культурой области по всей линии от Марокко до Киренаики на границах Египта.

Династия Юлиев-Клавдиев: наследники Августа (14—69 гг.)[]

Недостатки механизма, созданного Августом, обнаружились тотчас по его смерти. Он оставил неразрешенным столкновение интересов и прав между усыновленным им пасынком Тиберием и родным внуком, негодным юношей, им же заточенным на остров. Тиберий (14 — 37), по своим заслугам, уму и опытности имел право на первое место в государстве; он не желал быть деспотом: отвергая титул господина (dominus), с которым льстецы к нему обращались, он говорил что он господин лишь для рабов, для провинциалов — император, для граждан — гражданин. Провинции нашли в нем, по признанию самих его ненавистников, заботливого и дельного правителя; он не даром говорил своим проконсулам, что добрый пастырь стрижет овец, но не сдирает с них кожи; но в Риме пред ним стоял сенат, полный республиканских преданий и воспоминаний о минувшем величии — и отношения между императором и сенатом скоро были испорчены льстецами и доносчиками. Несчастные случаи и трагические сплетения в семье Тиберия ожесточили императора, и тогда началась кровавая драма политических процессов, «нечестивая война (impia bella) в сенате», столь страстно и художественно изображенная в бессмертном творении Тацита, заклеймившего позором чудовищного старика на острове Капрее. На место Тиберия, последние минуты которого нам в точности неизвестны, был провозглашен сын его племянника, популярного и всеми оплаканного Германика — Кай, с прозвищем Калигула (37 — 41), юноша симпатичный, но скоро обезумевший от власти и дошедший до мании величия и исступленной жестокости. Меч преторианского трибуна пресек жизнь безумца, намеревавшегося поставить свою статую в Иерусалимском храме, для поклонения вместе с Иеговой. Сенат вздохнул свободно и возмечтал о республике, но преторианцы дали ему нового императора, в лице Клавдия (41 — 54), сына Германика. Он был презренной игрушкой своих двух жен, Мессалины и Агриппины, покрывших позором римскую женщину того времени. Его образ искажен, однако, политической сатирой; и при нем, не без его участия, продолжалось как внешнее, так и внутреннее развитие империи. Клавдий родился в Лионе и потому особенно принимал к сердцу интересы Галлии и галлов: в сенате он лично отстаивал ходатайство жителей северной Галлии, просивших сделать для них доступными почетные должности в Риме. Клавдий обратил в 46 г. царство Котиса в провинцию Фракию, а из Мавретании сделал Р. провинцию. При нем же совершилось военное занятие Британии, окончательно покоренной Агриколой. Интриги, а может быть и преступление Агриппины, открыли путь к власти ее сыну, Нерону (54 — 68). И в этом случае, как почти всегда в первые два века Р. империи, принцип наследственности принес ей вред. Между личным характером и вкусами молодого Нерона и его положением в государстве было полное несоответствие. В то время, как его войска покоряли Британию, он появлялся перед публикой в роли артиста и возничего в цирке, или трат

Династия Флавиев (69—96 гг.)[]

Oкончательно власть досталась главнокомандующему в войне против восставших иудеев, Флавио Веспасиану. В лице Веспасиана (70 — 79) империя получила организатора, в котором она нуждалась после внутренних смут и восстаний. Он подавил восстание батавов, уладил отношения к сенату и привел в порядок государственное хозяйство, будучи сам образцом древнеримской простоты нравов. В лице его сына, Тита (79 — 81), разрушителя Иерусалима, императорская власть окружила себя ореолом человеколюбия, а младший сын Веспасиана, Домициан (81 — 96), снова послужил подтверждением того, что принцип наследственности не приносил Риму счастья. Домициан подражал Тиберию, воевал на Рейне и на Дунае, хотя не всегда удачно, враждовал с сенатом и погиб жертвой заговора.

Пять хороших императоров — Антонины (96—180 гг.)[]

Следствием этого заговора было призвание к власти не генерала, а человека из среды сената, Нервы (96 — 98), который, усыновив Ульпия Траяна (98 — 117), дал Риму одного из лучших его императоров. Траян был родом из Испании; его возвышение является знаменательным признаком социального процесса, совершавшегося в империи. После владычества двух патрицианских родов, Юлиев и Клавдиев, на римском престоле появляется плебей (Гальба), затем императоры из муниципиев Италии и, наконец, провинциал из Испании. Траян открывает собой ряд императоров, сделавших второй век лучшей эпохой империи: все они — Адриан (117—138), Антонин Пий (138—161), Марк Аврелий (161—180) — провинциального происхождения (испанцы, кроме Антонина, который был из южной Галлии); все они обязаны своим возвышением усыновлению предшественника. Траян прославился как полководец, империя достигла при нем наибольшего объема.

Траян раздвинул пределы империи на север, где была завоевана и колонизована Дакия, от Карпат до Днестра, и на восток, где были образованы четыре провинции: Армения (малая — верховья Евфрата). Месопотамия (низовья Евфрата), Ассирия (область Тигра) и Аравия (на ЮВ от Палестины). Это было сделано не столько с завоевательными целями, сколько для того, чтобы отодвинуть от империи грозившие ей постоянным вторжением варварские племена и кочевников пустыни. Это видно из тщательной заботы, с которой Траян и его преемник Адриан, для укрепления границ, насыпали громадные валы, с каменными бастионами и башнями, остатки которых сохранились до наших дней — в сев. Англии, в Молдавии (Траянов вал), limes (Pfahlgraben) от Рейна (в северном Нассау) через Майн и южную Германию к Дунаю.

Миролюбивый Адриан занялся преобразованиями в администрации и в области права. Как Август, Адриан провел многие годы в посещении провинций; он не побрезгал взять на себя должность архонта в Афинах и лично составил для них проект городского управления. Идя с веком, он был просвещеннее, чем Август, и стоял на уровне современной ему образованности, достигшей тогда своего апогея. Как Адриан своими финансовыми реформами заслужил прозвище «обогатителя мира», так его преемник Антонин был прозван «отцом рода человеческого», за его попечения о провинциях, подвергшихся бедствиям. Высшее место в ряду Цезарей занимает Марк Аврелий, прозванный философом, о нем мы можем судить не по одним эпитетам — мы знаем его мысли и планы в его собственном изложении. Как велик был прогресс политической мысли, совершившийся в лучших людях Р. со времени падения республики, об этом яснее всего свидетельствуют его знаменательные слова, «Я носил в своей душе образ свободного государства, в котором все управляется на основании одинаковых для всех законов и равного для всех права». Но и этому философу на престоле пришлось испытать на себе, что власть римского императора — личная военная диктатура; многие годы он должен был провести в оборонительной войне на Дунае, где он и умер. После четырех императоров, воцарившихся в зрелом возрасте, престол опять достался, по праву наследства, юноше, и опять недостойному. Предоставив управление государством любимцам, Коммод (180—193), подобно Нерону, жаждал лавров не на поле битвы, а в цирке и амфитеатре: но вкусы его были не артистические, как у Нерона, а гладиаторские. Он погиб от руки заговорщиков.

Династия Северов (193—235 гг.)[]

Ни ставленник заговорщиков префект Пертинакс, ни сенатор Дидий Юлиан, купивший порфиру у преторианцев за громадные деньги, не удержались во власти; иллирийские легионы позавидовали своим товарищам и провозгласили императором своего полководца, Септимия Севера. Септимий был родом из Лептиса в Африке; в его произношении слышен был африканец, как в речи Адриана — испанец. Его возвышение знаменует успехи Р. культуры в Африке. Здесь еще живы были традиции пунийцев, странным образом сливавшиеся с римскими. Если тонко образованный Адриан восстановил гробницу Эпаминонда, то Септимий, как гласит предание, воздвигнул мавзолей Ганнибалу. Но пуниец теперь воевал за Рим. Соседи Рима снова почувствовали на себе тяжелую руку победоносного императора; римские орлы облетали границы от Вавилона на Евфрате и Ктезифона на Тигре до Иорка на далеком севере, где умер Септимий в 211 г. Септимий Север, ставленник легионов, был первым солдатом на престоле Цезарей. Грубая энергия, которую он принес с собой из своей африканской родины, выродилась в дикость в его сыне Каракалле, который захватил единовластие убийством брата. Он еще яснее проявлял свои африканские симпатии, везде ставя статуи Ганнибала. Рим обязан ему, впрочем, великолепными термами. Как и отец, он неутомимо защищал Р. землю на двух фронтах — на Рейне и на Евфрате. Его необузданность вызвала заговор среди окружавших его военных, жертвой которого он погиб. Вопросы права играли в тогдашнем Риме такую роль, что именно солдату Каракалле Рим обязан одним из величайших гражданских подвигов — предоставлением всем провинциалам права Р. гражданства. Что это была не просто фискальная мера, видно из льгот, дарованных египтянам. Со времени завоевания Августом царства Клеопатры, эта страна находилась на особом бесправном положении. Септимий Север возвратил Александрии самоуправление, а Каракалла не только предоставил александрийцам занимать государственные должности в Риме, но и ввел, впервые, египтянина в сенат. Возвышение пунийцев на престол Цезарей повлекло за собой призвание к власти их соплеменников из Сирии. Сестре вдовы Каракаллы, Мезе, удалось устранить с престола убийцу Каракаллы и заместить его своим внуком, известным в истории под семитическим именем Елагабала (Гелиогабала): это было имя сирийского божества, жрецом которого состоял юноша Авит. Воцарение его представляет странный эпизод в истории Р. императоров: это было водворение в Риме восточной теократии. Но жрец был невозможен во главе Р. легионов, и Гелиогабал был скоро заменен своим двоюродным братом, Александром Севером (222—235). Воцарение Сассанидов на место парфянских царей и вызванное этим религиозно-национальное обновление персидского востока заставили молодого императора провести много лет в походах; но какое значение имел и для него религиозный элемент, об этом свидетельствует его божница (Lararium), в которой собраны были изображения всех богов, пользовавшихся культом в пределах империи, и в том числе Христа. Александр погиб близ Майнца жертвой солдатского своеволия.

Кризис Римской империи III века (235—284)[]

Тогда произошло событие, показавшее, до какой степени быстро совершался в войсках, самом жизненном элементе тогдашнего Рима, процесс ассимиляции Р. и провинциальных элементов и как близок был час господства варваров над Римом. Легионы провозгласили императором Максимина, сына гота и аланки, бывшего пастухом и обязанного своему богатырскому телосложению и храбрости быстрой военной карьерой. Это преждевременное торжество северного варварства вызвало реакцию в Африке, где провозгласили императором проконсула Гордиана. После кровопролитных столкновений власть осталась в руках юноши, внука Гордиана. В то время, когда он с успехом отражал на востоке персов, он был свергнут другим варваром на римской военной службе — арабом Филиппом, сыном разбойничьего шейха в Сиро-арабийской пустыне. Этому семиту суждено было пышно отпраздновать в 248 г. тысячелетие Рима, но он процарствовал не долго: его легат, Деций, был вынужден солдатами отнять у него власть. Деций был римского происхождения, но семья его давно уже была выселена в Паннонию, где он и родился. При Деции обнаружили свою силу два новых врага, подрывавших римскую империю — готы, вторгнувшиеся из-за Дуная в Фракию, и христианство. Против них направил Деций свою энергию, но его гибель в сражении с готами уже в следующем году (251) избавила христиан от его жестоких эдиктов. Власть захватил его товарищ, Валериан, принявший в соправители своего сына Галлиена: Валериан погиб в плену у персов, а Галлиен продержался до 268 г. Р. империя была уже так расшатана, что целые области отделялись от нее под автономным управлением местных главнокомандующих (напр. Галлия и царство Пальмирское на Востоке). Главным оплотом Рима были в это время генералы иллирийского происхождения: там, где опасность от готов заставила сплотиться защитников Рима, были избираемы один за другим, по совещанию командиров, способнейшие полководцы и администраторы: Клавдий II, Аврелиан, Проб и Кар. Аврелиан покорил Галлию и царство Зиновии и восстановил прежние пределы империи; он же обнес новой стеной Рим, который давно вырос из рамок стен Сервия Туллия и стал открытым беззащитным городом. Все эти ставленники легионов скоро погибали от рук возмутившихся солдат: Проб, напр., за то, что, заботясь о благосостоянии провинции, заставил солдат разводить виноградники на Рейне и на Дунае.

Тетрархия и доминат (285—324 гг.)[]

Наконец, по решению офицеров в Халкедоне, в 285 г., был возведен на престол Диоклетиан, достойно завершающий собой ряд языческих императоров Рима. Преобразования Диоклетиана совершенно изменяют характер и формы римской империи: они подводят итоги предшествовавшему историческому процессу и полагают начало новому политическому порядку. Диоклетиан сдает в архив истории принципат Августа и создает римско-византийское единодержавие. Этот далматинец, надев на себя венец восточных царей, окончательно развенчал царственный Рим. В хронологических рамках очерченной выше истории императоров постепенно совершался величайший исторический переворот культурного характера: провинции покоряют Рим. В области государственной это выражается исчезновением дуализма в лице государя, который в организации Августа был принцепсом для римлян, а для провинциалов — императором. Дуализм этот постепенно утрачивается, при чем военная власть императора поглощает в себя гражданскую, республиканскую магистратуру принципата. Пока было еще живо предание Рима, держалась и идея принципата; но когда в конце II века императорская власть досталась африканцу, военный элемент во власти императора совершенно вытеснил Р. предание. Вместе с тем частое вторжение в государственную жизнь Р. легионов, облекавших императорской властью своих командиров, унизило эту власть, сделало ее доступной всякому честолюбцу и лишило ее прочности и продолжительности. Обширность империи и одновременные войны по всей ее границе не позволяли императору сосредоточить все военные силы под своей непосредственной командой; легионы на другом конце империи свободно могли провозгласить императором своего любимца, чтобы получить от него обычное «пожалование» деньгами. Это побудило Диоклетиана реорганизовать императорскую власть на началах коллегиальности и иерархии.

Реформы Диоклетиана[]

Тетрархия[]

Император, в звании Августа, получал товарища в другом Августе, управлявшем другой половиной империи; при каждом из этих Августов состояло по Цезарю, который являлся соправителем и наместником своего Августа. Такая децентрализация императорской власти давала ей возможность непосредственно проявляться в четырех пунктах империи, а иерархическая система в отношениях Цезарей и Августов соединяла их интересы и давала легальный выход честолюбию главнокомандующих. Диоклетиан, как старший Август, избрал своим местопребыванием Никомедию в Малой Азии, второй Август — Милан. Рим не только перестал быть центром императорской власти, но этот центр от него удалился, был перенесен на восток; Р. не удержал даже второго места в империи и должен был уступить его городу побежденных им некогда инсубров — Милану. Новая власть удалилась от Рима не только топографически: она стала ему еще более чуждой по своему духу. Титул господина (dominus), который еще Тиберий предоставлял исключительно рабам, стал официальным титулом императора; слова sacer и saciatissimus — священнейший — стали официальными эпитетами его власти; коленопреклонение заменило собой отдачу воинской чести: золотая, усеянная драгоценными каменьями, риза и белая, покрытая жемчужинами, повязка на лбу императора указывали на то, что на характере новой власти сильнее отразилось влияние соседней Персии, чем предание Р. принципата.

Сенат[]

Исчезновение государственного дуализма, сопряженного с понятием принципата, сопровождалось также изменением в положении и характере сената. Принципат, как пожизненное президентство сената, хотя и представлял собой известную противоположность сенату, но вместе с тем держался сенатом. Между тем, Р. сенат постепенно переставал быть тем, чем прежде. Он был некогда корпорацией служилой аристократии города Рима и всегда возмущался приливом чуждых ему элементов; когда-то сенатор Аппий Клавдий поклялся заколоть первого латинянина, который дерзнет войти в сенат; при Цезаре Цицерон и его друзья острили над сенаторами из Галлии, а когда, в начале III-го века, в Р. сенат вошел египтянин Кераунос (история сохранила его имя) в Риме уже некому было возмущаться. Иначе и быть не могло. Богатейшие из провинциалов давно уже стали переселяться в Рим, скупая дворцы, сады и имения обедневшей римской аристократии. Уже при Августе цена недвижимости в Италии, вследствие этого, значительно возвысилась. Эта новая аристократия стала наполнять сенат. Наступило время, когда сенат стал называться «красой всех провинций», «цветом всего мира», «цветом человеческого рода». Из учреждения, составлявшего при Тиберии противовес императорской власти, сенат сделался императорским. Это аристократическое учреждение подверглось, наконец, преобразованию в бюрократическом духе — распалось на классы и разряды, отмеченные чинами (illiustres, spectabiles, clarissimi и т. д.). Наконец, оно распалось на двое — на римский и константинопольский сенат: но это распадение уже не имело существенной важности для империи, так как государственное значение сената перешло к другому учреждению — к совету государя или консистории.

Администрация[]

Еще более, чем история сената, характерен для Р. империи процесс, совершившийся в области администрации. Под воздействием императорской власти здесь создается новый тип государства, на смену городской державы — городоправcтва, каким является республиканский Рим. Цель эта достигается бюрократизацией управления, заменой магистрата чиновником. Магистрат был гражданином, облеченным властью на определенный срок и несущим свою обязанность, как почетную должность (honor). При нем состоял известный штат приставов, писцов (арраritores) и слуг. Это были люди им приглашенные или даже просто его рабы и вольноотпущенники. Такие магистраты постепенно заменяются в империи людьми, находящимися на постоянной службе императора, получающими от него определенное содержание и проходящими известную карьеру, в иерархическом порядке. Начало переворота относится еще ко времени Августа, назначившего жалованье проконсулам и пропреторам. В особенности много для развития и усовершенствования администрации в империи сделал Адриан; при нем произошла бюрократизация двора императора, который прежде управлял своими провинциями посредством вольноотпущенников; Адриан возвел своих придворных на степень государственных сановников. Число слуг государя постепенно растет: сообразно с этим увеличивается число их разрядов и развивается иерархическая система управления, достигающая, наконец, той полноты и сложности, которую она представляет в «Государственном календаре чинов и званий империи» — Notitia dignitatum. По мере развития бюрократического аппарата изменяется весь облик страны: он становится однообразнее, ровнее. В начале империи все провинции, в отношении к управлению, резко отличаются от Италии и представляют большое разнообразие между собой; такое же разнообразие замечается в пределах каждой провинции; она включает в себя автономные, привилегированные и подвластные города, иногда вассальные царства или полудикие племена, сохранившие свой первобытный строй. Мало по малу эти различия стушевываются и при Диоклетиане частью обнаруживается, частью совершается коренной переворот, подобный тому, который был совершен французской революцией 1789 г., заменившей провинции, с их исторической, национальной и топографической индивидуальностью, однообразными административными единицами — департаментами. Преобразуя управление римской империи, Диоклетиан разделяет ее на 12 диоцезов под управлением отдельных викариев, то есть наместников императора; каждый диоцез подразделяется на более мелкие, чем прежде, провинции (в числе от 4 до 12, в общем итоге 101), под управлением чиновников разных наименований — correctores, consulares, praesides и т. д. Вследствие этой бюрократизации исчезает прежний дуализм между Италией и провинциями; сама Италия дробится на административные единицы, и из римской земли (ager romanus) становится простой провинцией. Один Рим еще остается вне этой административной сети, что весьма знаменательно для его будущей судьбы. С бюрократизацией власти тесно связана и ее централизация. Эту централизацию особенно интересно проследить в области судопроизводства. В республиканской администрации претор самостоятельно творит суд; он не подвержен апелляции и, пользуясь правом издавать эдикт, сам устанавливает нормы, которых намерен держаться на суде. В конце рассматриваемого нами исторического процесса установлена апелляция на суд претора к императору, который распределяет жалобы, по характеру дел, между своими префектами. Таким образом императорская власть фактически завладевает судебной властью; но она присваивает себе и самое творчество права, которое суд прилагает к жизни. По упразднении комиций законодательная власть перешла к сенату, но рядом с ним император издавал свои приказы; с течением времени он присвоил себе и власть издавать законы; от старины сохранилась лишь форма распубликования их посредством рескрипта императора к сенату. В этом установлении монархического абсолютизма, в этом усилении централизации и бюрократии нельзя не видеть торжества провинций над Римом и в то же время творческой силы римского духа в области госуд. управления.

Право[]

Такое же торжество покоренных и такое же творчество Р. духа приходится отметить и в области права. В древнем Риме право имело строго национальный характер: оно было исключительным достоянием одних «квиритов», то есть римских граждан, и потому называлось квиритским. Иногородние судились в Риме претором «для иноземцев» (peregrinus); та же система была затем применена к провинциалам, высшим судьей которых стал римский претор. Преторы сделались, таким образом, творцами нового права — права не римского народа, а народов вообще (jus gentium). Создавая это право, римские юристы раскрыли общие начала права, одинаковые у всех народов, и стали их изучать и ими руководиться. При этом они, под влиянием греческих философских школ, особенно стоической, поднялись до сознания естественного права (jus naturale), проистекающего из разума, из того «высшего закона», который, по выражению Цицерона, возник «до почина веков, до существования какого-либо писанного закона или устроения какого-либо государства». Преторское право сделалось носителем начал разума и справедливости (aequitas), в противоположность буквальной интерпретации и рутине права квиритов. Городской претор (urbanus) не мог остаться вне влияния преторского права, которое стало синонимом естественного права и естественного разума. Обязанный «прийти на помощь гражданскому праву, дополнять его и исправлять ради общественной пользы», он стал проникаться началами права народов, и, наконец, право провинциальных преторов — jns honorarium — стало «живым голосом римского права». Это было время его расцвета, эпоха великих юристов II и III веков Гая, Папиниана, Павла, Ульпиана и Модестина, — продолжавшаяся до Александра Севера и давшая римскому праву ту силу, глубину и тонкость мысли, которая побудила народы видеть в нем «писаный разум», а великого математика и юриста, Лейбница — сопоставить его с математикой.

Римские идеалы[]

Подобно тому, как «строгое» право (jus strictum) римлян под воздействием права народов проникается идеей общечеловеческого разума и справедливости, в римской империи одухотворяется значение Рима и идея римского владычества. Повинуясь дикому инстинкту народа, алчного до земли и добычи, римляне времен республики не нуждались в оправдании своих завоеваний. Еще Ливий находит совершенно естественным, чтобы народ, происходящий от Марса, покорял себе другие народы, и приглашает последних покорно сносить римскую власть. Но уже при Августе Виргилий, напоминая своим согражданам, что их назначение — владычествовать над народами (tu regere imperio populos, Romane, memento), придает этому владычеству моральное назначение — водворять мир и щадить покоренных (parcere subjectis). Идея римского мира (pax romana) становится с этих пор девизом римского владычества. Ее возвеличивает Плиний, ее прославляет Плутарх, называя Рим «якорем, который навсегда приютил в гавани мир долго обуреваемый и блуждавший без кормчего». Сравнивая власть Рима с цементом, греческий моралист видит значение Рима в том, что он организовал общечеловеческое общество среди ожесточенной борьбы людей и народов. Этой же идее римского мира дал официальное выражение император Траян в надписи на храме, воздвигнутом им на Евфрате, когда до этой реки была вновь отодвинута граница империи. Но значение Рима скоро поднялось еще выше. Водворяя среди народов мир, Рим призывал их к гражданскому порядку и благам цивилизации, предоставляя им широкий простор и не насилуя их индивидуальности. Он властвовал, по словам поэта, «не оружием только, а законами». Мало того: он призывал постепенно все народы к участию во власти. Высшая похвала римлян и достойная оценка их лучшего императора заключается в замечательных словах, с которыми греческий оратор, Аристид, обратился к Марку Аврелию и его товарищу Веру: «при вас все для всех открыто. Всякий, кто достоин магистратуры или общественного доверия, перестает считаться иностранцем. Имя римлянина перестало быть принадлежностью одного города, но стало достоянием человеческого рода. Вы установили управление миром на подобие строя одной семьи». Не мудрено, поэтому, что в Р. империи рано появляется представление о Риме, как общем отечестве. Замечательно, что эту идею вносят в Рим выходцы из Испании, давшей Риму и лучших императоров. Уже Сенека, воспитатель Нерона и во время его малолетства правитель империи, восклицает: «Рим — как бы наше общее отечество». Это выражение усваивают себе затем, уже в более положительном смысле, римские юристы. «Рим — общее наше отечество»: на этом, между прочим, основывается утверждение, что изгнанный из одного города, не может проживать в Риме, так как «Р. — отечество всех». Понятно почему страх Р. владычества стал уступать у провинциалов место любви к Риму и какому-то поклонению пред ним. Нельзя без умиления читать стихотворение греческой женщины-поэта, Эринны (единственное, от нее до нас дошедшее), в котором она приветствует «Рому, дочь Ареса», и сулит ей вечность — или прощание с Римом галла Рутилия, на коленах лобызавшего, со слезами на глазах, «священные камни» Р., за то, что он «создал единое отечество многим народам», за то, что «благом стала для покоренных против их воли римская власть», зато, что «Рим превратил мир в стройную общину (urbem fecisti quod prius orbis erat) и не только владычествовал, но, что важнее, был достоин владычества». Гораздо существеннее, чем эта благодарность провинциалов, благословляющих Рим за то, что он, говоря словами поэта Пруденция, «поверг побежденных в братские оковы», другое чувство, вызванное сознанием, что Рим стал общим отечеством. С тех пор, как, по выражению Ам. Тьерри, «маленькая община на берегах Тибра разрослась во вселенскую общину», с тех пор, как расширяется и одухотворяется идея Рима и римский патриотизм принимает моральный и культурный характер, — любовь к Риму становится любовью к роду человеческому и связующим его идеалом. Уже поэт Лукан, племянник Сенеки, дает этому чувству сильное выражение, говоря о «священной любви к миру» (sacer orbis amor) и прославляя «гражданина, убежденного в том, что он родился на свет не для себя, а для всего этого света». Это общее сознание культурной связи между всеми римскими гражданами порождает в III веке понятие romanitas, в противоположность варварству. Задача соратников Ромула, отнимавших у соседей, сабинян, их жен и поля, превращается, таким образом, в мирную общечеловеческую задачу. В области идеалов и принципов, возвещаемых поэтами, философами и юристами, Рим достигает высшего своего развития и становится образцом для последующих поколений и народов. Он был обязан этим взаимодействию Рима и провинций; но именно в этом процессе взаимодействия заключались зародыши падения. Оно подготовлялось с двух сторон: претворяясь в провинциях, Рим утрачивал свою творческую, созидательную силу, переставал быть духовным цементом, соединявшим разнородные части; провинции были слишком различны между собой в культурном отношении; процесс ассимиляции и уравнения в правах поднимал на поверхность и ставил нередко на первый план национальные или социальные элементы, еще не культурные или стоявшие много ниже общего уровня.

Культурная трансформация[]

Два, в особенности, учреждения действовали вредно в этом направлении: рабство и войско. Рабство выводило в люди вольноотпущенников, самую испорченную часть античного общества, совмещавших в себе пороки «раба» и «господина», и лишенных всяких принципов и преданий; а так как это были люди способные и необходимые для бывшего господина, то они играли роковую роль повсюду, в особенности при дворе императоров. Войско принимало в себя представителей физической силы и грубой энергии и выводило их быстро — особенно во время смут и солдатских восстаний на вершину власти, приучая общество к насилию и к преклонению перед силой, а правящих — к пренебрежению законом. Другая опасность грозила со стороны политической: эволюция Р. империи заключалась в создании из разнородных по устройству областей, сплоченных Р. оружием, единого стройного государства. Цель эта достигалась развитием специального органа государственного управления — первой в мире бюрократии, которая все размножалась и специализировалась. Но, при все более усиливающемся военном характере власти, при все большем преобладании некультурных элементов, при развивавшемся стремлении к объединению и уравнению, стала ослабевать самодеятельность старинных центров и очагов культуры. В этом историческом процессе выдается время, когда владычество Рима уже утратило характер грубой эксплуатации республиканской эпохи, но еще не приняло мертвенных форм позднейшей империи. Лучшей эпохой Р. империи всеми признается II век, и это приписывается обыкновенно личным достоинствам царствовавших тогда императоров; но не этой только случайностью следует объяснять значение эпохи Траяна и Марка Аврелия, а установившимся тогда равновесием между противоположными элементами и стремлениями — между Римом и провинциями, между республиканским преданием свободы и монархическим порядком. Это было время, которое можно характеризовать прекрасными словами Тацита, восхваляющего Нерву за то, что он «сумел соединить вещи прежде (olim) несовместимые (dissociabiles) — принципат и свободу». В III в. это стало уже невозможным. Среди анархии, вызванной своеволием легионов, развилось бюрократическое управление, венцом которого была система Диоклетиана, с ее стремлением все регламентировать, определить обязанности каждого и приковать его к месту: земледельца — к его «глыбе», куриала — к его курии, ремесленника — к его цеху, подобно тому, как эдиктом Диоклетиана всякому товару была указана цена. Тогда-то возник колонат, этот переход от античного рабства к средневековому крепостничеству; прежнее деление людей по политическим разрядам — Р. граждане, союзники и провинциалы — было заменено делением на социальные классы. Вместе с тем наступил и конец античного мира, державшегося двумя понятиями — самостоятельной общины (polis) и гражданина. Полис заменяется муниципием; почетная должность (honos) обращается в повинность (munus); сенатор местной курии или куриал становится крепостным человеком города, обязанным до разорения отвечать своим имуществом за недобор податей; вместе с понятием о polis исчезает и гражданин, который прежде мог быть и магистратом, и воином, и жрецом, теперь же становится или чиновником, или солдатом, или церковником (clericus). Между тем в Р. империи произошел самый важный по своим последствиям переворот — объединение на почве религиозной. Переворот этот подготовлялся уже на почве язычества посредством соединения богов в общий пантеон или даже путем монотеистических представлений; но окончательно это объединение совершилось на почве христианства. Объединение в христианстве вышло далеко за пределы политического объединения, знакомого античному миру: с одной стороны христианство объединяло Р. гражданина с рабом, с другой стороны — римлянина с варваром. В виду этого естественно возник вопрос, не было ли христианство причиной падения Р. империи. Рационалист Гиббон в прошлом веке разрешал этот вопрос в безусловно утвердительном смысле. Правда христиане, преследуемые языческими императорами, были нерасположены к империи; правда и то, что после своего торжества, преследуя с своей стороны язычников и дробясь на враждебные секты, христианство разъединяло население империи и, призывая людей из мирского царства в Божье, отвлекало их от гражданских и политических интересов. Тем не менее несомненно, что, сделавшись религией римского государства, христианство внесло в него новую жизненную силу и было залогом духовного единства, которого не могло дать распадавшееся язычество. Это доказывается уже самой историей императора Константина, украсившего щиты своих солдат монограммой Христа и этим совершившего великий исторический переворот, который христианское предание так прекрасно символизировала в видении креста с словами: «Сим победиши».

Константин I[]

Искусственная тетрархия Диоклетиана продержалась не долго; цезари не имели терпения мирно дожидаться своего возвышения в Августы. Еще при жизни Диоклетиана, ушедшего на покой в 305 г., разразилась война между соперниками. Провозглашенный британскими легионами в 312 г. цезарем Константин разбил под стенами Рима своего соперника, последнего ставленника римских преторианцев, цезаря Максенция. Это поражение Рима открыло путь к торжеству христианства, с которым был связан дальнейший успех победителя. Константин не только доставил христианам свободу исповедания в римской империи, но и признание их церкви со стороны государственной власти. Когда победа при Адрианополе в 323 г. над Августом востока, Лицинием, избавила Константина от последнего соперника, христианская церковь, стала новым подспорьем его единодержавия. Заменив тетрархию Диоклетиана организацией четырех префектур, Константин завершил административные преобразования своего предшественника в том специальном политическом стиле, который стал потом известен под именем византийского, с многочисленными придворными должностями и новыми титулами. Насколько и в каком смысле изменилась с Диоклетиана сама императорская власть, об этом лучше всего свидетельствует созванный Константином никейский собор. Значение, которое заимствовал языческий император от звания «главного понтифекса», имело местно-римский национальный характер и было ничтожно сравнительно с положением, которое занял Константин после принятия христианства. Для новой империи понадобилась и новая столица; ею стал град Константина. Таким образом осуществилось то, что грезилось современникам Цезаря и Августа, о чем говорил с тревогой в своих одах Гораций: возникновение нового Рима на дальнем востоке, преемника древнего города Ромула. Положение Константина было настолько упрочено, что он сделался основателем династии.

Империя после Константина (337—395)[]

После его смерти (337) власть перешла к его трем сыновьям: Констанций получил Константинополь и восточную префектуру, Констант — иллирийскую префектуру и Италию, Константин II — префектуру Галлию с Африкой. Первым делом новых императоров было, по персидскому обычаю, истребление родственников. Междоусобие между младшими братьями и восстание, в котором погиб победивший, соединили всю власть в руках Констанция. В 361 г. легионы Галлии провозгласили императором уцелевшего родственника Констанция, Юлиана. Этот запоздалый неоплатоник в порфире взял на себя неосуществимую задачу возродить язычество и остановить торжество христианства. Судьба, однако, не дала ему даже времени состязаться с «Галилеянином»: два года спустя, одержав победу над персами, он погиб от случайной неприятельской стрелы. Его преемник Иовиан, провозглашенный в лагере, умер на возвратном пути, не дойдя до Константинополя. Избранный там в императоры префект Валентиниан (364—375) основал вторую христианскую династию, состоявшую из его брата Валента и двух малолетних сыновей, Грациана и Валентиниана II, царствовавших одновременно, но несогласных между собой относительно главной злобы того дня — арианства. Внутренние несогласия были заглушены неожиданно надвинувшейся с севера грозой. Передовой отряд германского нашествия, вестготы, перешли через Дунай и при Адрианополе сокрушили войска Валента, потерявшего в бегстве жизнь. Юноша Грациан принял в сотоварищи храброго Феодосия, а после смерти сыновей Валентиниана Феодосий стал, с 392 г., последним властителем всей Р. империи в целом ее объеме.

Упадок Римской империи (395—476 гг.)[]

Уже в 395 г. его власть перешла к двум его малолетним сыновьям, назначенным Августами — к Аркадию на востоке и Гонорию на западе. Этим двум половинам империи, греческой и римской, уже не суждено было более соединиться. В римской половине потомство Феодосия процарствовало 60 лет, но не в Риме, а в Равенне. После Гонория престол занял Валентиниан III (423—455), но история Рима в V в. измеряется уже не годами правителей, а годами бедствий от вторжения сев. варваров. Под натиском гуннов германские племена наступают по всей линии: в 410 г., 800 лет спустя после взятия галлами, Рим вновь сделался добычей сев. варваров; он был взят и разграблен вестготами. Вслед затем южная Галлия, Испания и Африка были заняты германскими племенами и отторгнуты от Рима; в 452 г. Рим едва избег разорения азиатскими хищниками, а три года спустя он был взят, разграблен и разрушен вандалами из Африки. В самом Риме водворяется власть германцев: непредотвратимая, так сказать стихийная инфильтрация германских элементов в римскую империю все растет. Рим в состоянии бороться с германцами лишь с помощью германцев на его службе. Вандал Стилихон управляет империей вместо Гонория и спасает ее от вестготского Алариха и полчищ Радагеса; вестготский Теодорих помогает Аэцию отразить Аттилу. Но германские защитники Рима становятся все многочисленнее и, наконец, сознают свою силу: с 456 до 472 г. Р. престолом распоряжается свев Рицимер, а в 476 г. герул Одоакр снимает порфиру с малолетнего последнего императора Рима, носящего, как бы в насмешку, имя Ромула Августула и принимает национальное звание «конунга» Италии. Круговорот времен завершился: Одоакр, вождь германской милиции, требует для ее трети итальянской земли. С требования трети земли от побежденных начался тот рост Рима, который расширил его до Евфрата и до Рейна; однородное требование, предъявленное самому Риму пришельцами из-за Рейна, знаменует его конец. Но в истории конец — почти всегда и новое начало. Языческий Рим был побежден двумя враждебными ему силами: германцами и христианством. Вынесение в 357 г. из сената, по приказанию христианского императора, алтаря и статуи Виктории было символом поражения языческого Рима. Христианство явилось в Рим с востока, как чуждое ему достояние двух рас, которые он победил в тяжелой вековой борьбе: семитов и эллинов. Но Рим овладел принесенным ему из провинций христианством, обратил его в орудие новой власти и с ним победил германский мир; проникнув в него далее и глубже, чем проникали когда либо легионы.

Наследие Римской империи[]

Несколько государств считало себя наследниками Римской империи. Прямым ее продолжением на востоке являлась Византийская империя (византийский император Юстиниан захватил значительные части Западной Римской империи в середине VI в. н. э., но не смог их удержать). На западе же после падения Римской империи на ее территории возникло множество более мелких государств. В 800 году Карл Великий был провозглашен папой Львом III императором Священной Римской империи, которая просуществовала в различных формах до 1806 года, но она не являлась государством в обычном смысле слова.

Российская империя и Оттоманская империя также называли себя наследниками Рима.

Полезные ссылки[]

Advertisement